Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.


            

Борис ПАСТЕРНАК. 1912

Был утренник. Сводило челюсти,
И шелест листьев был как бред.
Синее оперенья селезня
Сверкал за Камою рассвет.

Гремели блюда у буфетчика.
Лакей зевал, сочтя судки.
В реке, на высоте подсвечника,
Кишмя кишели светляки.

Они свисали ниткой искристой
С прибрежных улиц. Било три.
Лакей салфеткой тщился выскрести
На бронзу всплывший стеарин.

Седой молвой, ползущей исстари,
Ночной былиной камыша
Под Пермь, на бризе, в быстром бисере
Фонарной ряби Кама шла.

Bолной захлебываясь, на волос
От затопленья, за суда
Ныряла и светильней плавала
B лампаде камских вод звезда.

На пароходе пахло кушаньем
И лаком цинковых белил.
По Каме сумрак плыл с подслушанным,
Не пророня ни всплеска, плыл.

Держа в руке бокал, вы суженным
Зрачком следили за игрой
Обмолвок, вившихся за ужином,
Но вас не привлекал их рой.

Вы к былям звали собеседника,
К волне до вас прошедших дней,
Чтобы последнею отцединкой
Последней капли кануть в ней.

Был утренник. Сводило челюсти,
И шелест листьев был как бред.
Синее оперенья селезня
Сверкал за Камою рассвет.

И утро шло кровавой банею,
Как нефть разлившейся зари,
Гасить рожки в кают-компании
И городские фонари.
            

Борис ПАСТЕРНАК. 1916

Как обещало, не обманывая, 
Проникло солнце утром рано 
Косою полосой шафрановою 
От занавеси до дивана.

Оно покрыло жаркой охрою 
Соседний лес, дока поселка, 
Мою постель, подушку мокрую 
И край стены за книжной полкой.

Я вспомнил, по какому поводу 
Слегка увлажнена подушка. 
Мне снилось, что ко мне на проводы, 
Шли по лесу вы друг за дружкой.

Вы шли толпою, врозь и парами, 
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по старому, 
Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени 
Исходит в этот день с Фавора, 
И осень, ясная как знаменье, 
К себе приковывает взоры.

И вы прошли сквозь мелкий, нищенский, 
Нагой, трепещущий ольшаник 
В имбирно-красный лес кладбищенский, 
Горевший, как печатный пряник.

С притихшими его вершинами 
Соседствовало небо важно, 
И голосами петушиными 
Перекликалась даль протяжно.

В лесу казенной землемершею 
Стояла смерть среди погоста, 
Смотря в лицо мое умершее, 
Чтоб вырыть яму мне по росту.

Был всеми ощутим физически 
Спокойный голос чей-то рядом. 
То прежний голос мой провидческий 
Звучал, нетронутый распадом:

“Прощай, лазурь Преображенская 
И золото второго Спаса, 
Смягчи последней лаской женскою 
Мне горечь рокового часа.

Прощайте, годы безвременщины. 
Простимся, бездне унижений 
Бросающая вызов женщина! 
Я — поле твоего сраженья.

Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство”.
            

Борис ПАСТЕРНАК. 1953

Осень. Сказочный чертог,
Всем открытый для обзора.
Просеки лесных дорог,
Заглядевшихся в озера.

Как на выставке картин:
Залы, залы, залы, залы
Вязов, ясеней, осин
В позолоте небывалой.

Липы обруч золотой
Как венец на новобрачной.
Лик березы  под фатой
Подвенечной и прозрачной.

Погребенная земля
Под листвой в канавах, ямах.
В желтых кленах флигеля,
Словно в золоченых рамах,

Где деревья в сентябре
На заре стоят попарно,
И закат на их коре
Оставляет след янтарный,

Где нельзя ступить в овраг,
Чтоб не стало всем известно:
Так бушует, что ни шаг,
Под ногами лист древесный,

Где звучит в конце аллей
Эхо у крутого спуска
И зари вишневый клей
Застывает в виде сгустка.

Осень. Древний уголок
Старых книг, одежд, оружья,
Где сокровищ каталог
Перелистывает стужа.
            

Борис ПАСТЕРНАК. 1956